Мои веки слиплись от гноя и пота. Чтобы открыть глаза, надо согнуться, поджать окоченевшие ноги к животу и тереть лицом о колени. Иначе не получится. Руки, как и положено, крепко прижаты к телу. Длиннющие рукава связаны за спиной. Всё, что мне остаётся - это ползать по полу в пропахшей сыростью и плесенью комнатушке. Карцер для буйных, комната душевного равновесия… Прижизненная могила для тех, о ком не принято вспоминать. Для таких, как я. Нет сил подняться, непрерывно болят и ноют ушибы. Я переворачиваюсь на спину и со свистом выдыхаю воздух. Вот мой дурной повторяющийся сон, кошмар без начала и логического завершения, где я проваливаюсь в бездну и не просыпаюсь.
Вот она – бездна…
А разум оставил меня.
Как тебя зовут? Кем ты был раньше? Неважно. Бессмысленно.
Я смотрю в потолок и читаю свою судьбу в линиях растрескавшейся штукатурки. Нужно попробовать встать и дойти до туалета. Если опять не смогу добраться до ведра и обгажусь, как в прошлый раз, Гриша забьёт меня до смерти. Он злой. Но он человек. Обычный, жестокий, ущербный, подозрительный, мелочный, глупый, подлый… И всё-таки человек. И Степан – человек. Хотя и выглядит, как вылезший из-под моста тролль. Они люди, переставшие видеть подобных себе в ком-то другом, и поэтому все вокруг них – животные. Скотина, которую можно бить и унижать. Они надели на меня смирительную рубашку и отобрали бельё. Мне холодно. Мне обидно, но плакать уже невозможно. Есть лишь страх и боль. И последнее я силюсь превозмочь.
Поднимаюсь и, медленно переступая по грязному кафелю, шаркаю к ведру в изголовье моей постели, ватного матраса, от которого пахнет так же, как от ведра. Сажусь. Нет, скорее, падаю. И на минуту теряю сознание.
- Эй, упырь!? Ты что на параше заснул, в го*не оно теплее, наверно? – худой, как жердь, мужчина бьёт меня по лицу.
Я заваливаюсь на бок. Содержимое ведра растекается по полу. Гриша начинает ругаться и пинать меня с ещё большей злостью.
- Тише, убьёшь еще. А его на приём вызвали.
- Скажем, что умер тут, не приходя в сознание! Этому у**юдку давно пора на тот свет.
Степан аккуратно отодвигает своей медвежьей лапой напарника и ловко хватает меня за шиворот. Пожалуй, так даже лучше.
- Ну, хватит тут разводить. Убери за ним. А я пока его в процедурную оттащу, - Степан не церемонясь выволакивает меня прочь из карцера и тянет за собой по узкому коридору. Освещение придаёт этому месту зловещий вид. Не лечебница, а скорее морг. Из других камер слышны завывания, крики, смех, плач. Если Ад существует, то здесь его лучший филиал.
Мы поднимаемся по лестнице. Прочь из подвала ужасов. Меня затаскивают в процедурный кабинет.
Степан закатывает рукава своего серого халата и водит перед моим носом огромным кулаком.
- Учти, дурак, я знаю, что ты всё понимаешь. Дёрнешься – и вырублю сразу. Усёк? Если «да», кивни два раза.
Степану лучше не перечить. Киваю.
- Молодец. А теперь душ и стрижка.
Быстро раздевают и толкают в тесную кабину. Из длиннющего шланга поливают ледяной водой. Но холод трудно ощутить, так сильно бьёт струя воды в тело. Когда меня сочли чистым, напор воды ослаб. В той же кабине, без лишних церемоний, меня бреют наголо. На землю падают слипшиеся от влаги патлы. Слёзы набегают внезапно. Теперь у меня ничего не осталось от прежней жизни. Уничтожен и раздавлен.
Экзекуция подошла к концу, и меня выводят в предбанник. На стуле лежат бахилы и длиннющая рубаха с завязками по бокам. Дурные ассоциации вызывают в уме пляску образов. Расстрел белогвардейца. Смертельная вакцина в тюрьме штата Техас, где-то к востоку от Хьюстона. Саван мертвеца. От чего такая страшная убеждённость, что это моя последняя одежда?
- Ну, всё, теперь пошли, - Степан с удовольствием осматривает результат своей работы, - хоть на бал, хоть на поминки!
Я повинуюсь. Мы снова поднимаемся. Выше и выше. Цвет стен и свет меняются. Меня ослепляет белизна окружающего пространства. Это как облако, озарённое солнцем. Впервые за всё время нахождения в лечебнице я испытываю… Радость.
- Так. Повторяю для душегубов. Я стою за дверью. Если доктор вызовет меня, то тебе конец. Закопаем на больничном кладбище. Усёк?
- Да, - мой голос… Это не я говорю, это скрипят доски или не смазанные петли двери.
Сворачиваем в очередной лабиринт коридоров. Проходим мимо пронумерованных дверей. Кабинеты. Приёмные. Курилка. Туалет… Кабинеты…
Останавливаемся, и Степан стучит в подобную прочим на этом этаже дверь.
Как было бы смешно, если бы вдруг санитар ошибся и постучался в кладовку или подсобку. Кажется, окружающая атмосфера идёт на пользу мне.
Просыпаются атрофировавшиеся чувства. Мозг пробует выйти из режима «экономного функционирования», в котором примитивные потребности и желания делают меня подобным водорослям или планктону. Оживаю. Но не перестаю вглядываться в бездну, у края которой провёл последние месяцы.
Меня заталкивают в кабинет. Первое, что приковывает взгляд - это огромное, с чистыми и гладкими стёклами окно. А за ним солнечный день. Медленно отрываюсь от захватившего моё внимание зрелища и осматриваю кабинет. Здесь всё просто. Всё для работы. Стол. Два стула. Раковина в углу. Кушетка и напротив неё кособокий шкаф. Сразу за шкафом вешалка и небольшое зеркало на стене.
- А, Евгений Рицкер, рад, что Вы заглянули ко мне, проходите и присаживайтесь, - доктор властным жестом указывает на обшарпанную кушетку, - Позвольте представиться, я - доктор, Михаил Иванович Сиротин.
- Спасибо… - протягиваю я и удобно укладываюсь на выстеленное клеёнкой ложе.
- Давайте послушаем Вашу историю? – седеющий доктор поправляет нелепо висящие на кончике носа очки и ждёт моей реакции.
- Простите… - моё замешательство вызывает у Михаила Ивановича лёгкую улыбку.
- Да, я знаком с делом, и прочёл все рапорты по следствию. Но хотел бы и Вас послушать. Не стесняйтесь. Я не прокурор. Да и приговор уже давно вынесен. Не так ли? – мужчина насмешливо осматривает моё скрюченное и истерзанное тельце.
- С самого начала? Снова…
- Да. Снова.
- Пожалуй, так. Я не первый раз в дурке. Когда мне было шесть, я говорил родителям, что вижу странных людей у нас дома и на улице. Они считали, что я всё придумываю, хочу их внимания, чувствую намечающийся разлад в семье. В то время, от меня еще пытались скрыть подготовку к разводу. Потом мои родители разошлись. Признаюсь, для меня это было неожиданностью. Полгода я прожил с матерью. Потом она уехала в другой город, и за мной присматривала бабушка. Она была доброй женщиной, но экзальтированной. И мои видения пробудили в ней страх. Она таскала меня каждый день то в церковь, то к деревенским колдуньям. И ей вбили в голову, что я одержим. Если много раз сказать: «Ты дурак!», то невольно начнёшь совершать глупые поступки. Вот и мои галлюцинации стали такими…, - я запнулся, подбирая слова.
- Пугающими?
- Нет, скорее, мерзкими. Мне кажется, то есть, мне казалось, что я могу видеть сущность каждого, с кем говорю.
- Поподробнее расскажите, Евгений?
- Да, я стал видеть не только несуществующих людей, но и всякую чертовщину. Пороки других, их одержимости. Их бесов. Это угнетало и вынуждало меня просто запираться дома, чтобы не видеть никого. Иногда, я видел не только пороки, но и то, что кроется за человеческой оболочкой.
- Простите?
- Мне кажется… Казалось, казалось раньше, что среди людей есть не люди. Это был бред. Меня посоветовали отдать на лечение в интернат. Через год я вернулся к бабушке, и узнал, что моей матери не стало. Остался только отец. Но он начал сильно выпивать. И я видел, как они жрут его изнутри.
- Кто - они?
- Бесы…
- С рогами и копытами?
- Разные, они могут быть разной формы и размеров. То есть, мои видения их рисовали по-разному.
- Продолжайте.
- Я видел, но притворялся, что не вижу. Это было сложно. Смог пойти в обычную школу. Но не доучился и перешёл в профтехучилище.
- Вы употребляли наркотики или алкоголь?
- Алкоголь пробовал. Но тогда видения становились слишком сильными. В ПТУ я учился на электрика. Мне всегда нравилось работать с электрическим током. И потом, это здорово – включать свет, понимаете, доктор?
- Да, разумеется.
- Но мне только хуже становилось. Они, эти существа, они стали догадываться, что я вижу. Меня стали преследовать. Пытались убить. Даже дома приходилось спать с включенным светом и ножом под подушкой. Они проникали через любую тёмную щель. Знаете, грязь и темнота – их верные союзники. Они всюду, где свет ослабевает.
- Ваши увлечения? У Вас было что-то не связанное с работой и учёбой?
- Я читал книги, любил смотреть кино…
- А друзья?
- Были, не много, но я мог назвать их друзьями, хотя и не встречал никогда вживую.
- Это были видения?
- Нет, мы общались на одном форуме мистики, - я запнулся, пытаясь понять, с чего это вдруг выбалтываю больше обычного.
- Продолжайте, - тембр голоса завораживал, какой странный... Человек, а человек ли это?
- А потом я перестал себя контролировать.
Доктор внимательно смотрит на меня. Его серые глаза, как буравчики, впиваются и выворачивают наружу всё, что я так тщательно прятал. Мужчина, молча подбирает со стола толстую жёлтую папку, поднимается с места и, подойдя к окну, оборачивается ко мне спиной. Я слышу шелест листов бумаги. Мягкий и противный до скрежета зубов. Его звонкий и одновременно грубый голос звучит потусторонним эхом в моих ушах. Словно кто-то могущественный и невообразимо сильный снизошёл до чтения моих земных мыслей.
- «15 февраля этого года, в 7.24 утра, г-н Рицкер изощрённым образом умертвил г-на Федотова, продававшего газеты на пересечении ул. Народного Ополчения и ул. Берзарина. В качестве орудия убийства преступник использовал серебряную цепочку собственного нательного креста. Мотивом к убийству послужила личная неприязнь Рицкера к Федотову…». А вот ещё: «3 марта, около полуночи, г-н Рицкер напал на г-нку Нерфину, работавшую в кафе «Изабель» официанткой, женщина получила несколько колотых ран вязальной спицей в область сердца. Нападавший скрылся…» Или вот это: «…Рицкер с особой жестокостью расправился с г-нкой Лугач, пенсионеркой, ветераном труда…»
- Пожалуйста, не надо…, - образы этих людей, а точнее тех, кем они были на самом деле, не замедлили появиться перед мысленным взором.
Странный доктор обернулся ко мне, словно добивался именно этого. Его глаза стали больше. Они словно растворяли в себе все остальные черты лица. Не человек… Не человек…
- Вы их видели? – спросил доктор тихим и лишённым эмоций голосом.
- Да, - выдохнул я, и слёзы потекли из глаз.
- Что они хотели от Вас?
- Не знаю, они сказали, что мне нет места. Что мне не жить, что они знают, КТО я…
- Успокойтесь, - Михаил медленно приблизился и склонился у кушетки так, чтобы его глаза-блюдца были предельно близко к моим, - Мы тоже за вами наблюдали.
Я бросил взгляд за спину доктора и увидел два белоснежных крыла. Небольших, как у ястреба…
………………………………………………………………………………
Я, как обычно, протопал на кухню, налил полную кружку кофе и добавил двенадцать капель молока, словно это какой-то опасный реагент. За окнами просыпался город. Утро, туманное и хмурое, развеяло надежды увидеть солнышко этим осенним днём. Включил ноутбук. Интернет подключился сам собой. Загружается новостной сайт. Медленно.
- Что новенького?
«…Сегодня официальные власти сообщили о смерти в заключении серийного убийцы Евгения Рицкера. Напоминаем, что убийца, на счету которого более двух десятков загубленных жизней, был приговорён к принудительному лечению. Столь мягкое наказание специалисты объясняют тем, что суд учёл заключение экспертов о невменяемости Рицкера в момент совершения преступления. За необычный мотив и жестокость, маньяка окрестили «Инквизитором». Следствие смогло доказать причастность Рицкера только к трём убийствам. Особое внимание общественности привлёк тот факт, что все трое погибших от рук душегуба, не имели родственников или знакомых, способных подтвердить их личность. Найденные при них документы принадлежали иным лицам, двое из которых давно числились среди пропавших без вести. Однако, официальное следствие этот факт никак не прокомментировало…»
- О, как… Бывает же… - я отхлёбываю кофе и открываю следующую новость.
|
